Нечеловеческие шаги
Ранняя весна, вечер, глухое лесное болото. В светлом сыром сосняке снег ещё кое-где, а в тёплом ельнике на бугре уже сухо. Я вхожу в густой ельник, как в тёмный сарай. Стою, молчу, слушаю.Вокруг чёрные стволы елей, за ними холодный жёлтый закат. И удивительная тишина, когда слышишь удары сердца и собственное дыхание. Дрозд на еловой макушке высвистывает в тишине лениво и звонко. Свистнет, прислушается, а в ответ ему — тишина…И вдруг в этой прозрачной и затаившей дыхание тишине — тяжёлые, грузные, нечеловеческие шаги! Всплески воды и позванивание льда. То-пы, то-пы, то-пы! Будто тяжело гружённая лошадь с трудом тянет по болоту воз. И сразу же, как удар, ошеломляющий грохочущий рык! Дрогнул лес, качнулась земля.Тяжёлые шаги затихли: послышались лёгкие, суматошные, торопливые.Шажки лёгкие догоняли тяжёлые. Топ-топ-шлёп — и остановка, топ-топ-шлёп — и тишина. Торопливым шажкам нелегко было догнать неторопливые и тяжёлые.Я прислонился спиной к стволу.Под ёлками стало совсем темно, и только мутно белело между чёрными стволами болото.Зверь рыкнул опять — как из пушки грохнул. И опять охнул лес и качнулась земля.Я не выдумываю: лес вправду дрогнул, земля вправду качнулась! Лютый рык — как удар молота, как раскат грома, как взрыв! Но не страх порождал он, а уважение к его необузданной силище, к этой чугунной глотке, извергающейся, как вулкан.Лёгкие шажки заторопились, заторопились: зачмокал мох, захрустел ледок, заплескала вода.Я давно уже понял, что это медведи: дитё и мама.Дитё не поспевает, отстаёт, а мама чует меня, сердится и волнуется.Мама предупреждает, что медвежонок тут не один, что она близко, что лучше его не тронь.Я хорошо её понял: предупреждает она убедительно.Тяжёлых шагов неслышно: медведица ждёт. А лёгонькие спешат, спешат. Вот взвизг тихий: медвежонка шлёпнули — не отставай! Вот шаги грузные и лёгкие зашагали рядом: то-пы, то-пы! Шлёп-шлёп-шлёп! Всё дальше, всё тише. И смолкли.И опять тишина.Дрозд кончил свистеть. Лунные пятна легли на стволы.В чёрных лужах вспыхнули звёзды.Каждая лужа — как распахнутое в ночное небо окно.Жутковато шагать в эти окна прямо на звёзды.Не спеша я бреду к своему костру. Сладко сжимается сердце.А в ушах гудит и гудит могучий зов леса.
Чья проталина?
Увидела Сорока первую проталину — тёмное пятнышко на белом снегу.— Моя! — крикнула. — Моя проталина, раз я первая её увидела!На проталине семена, жучки-паучки копошатся, бабочка-лимонница лежит на боку — отогревается. У Сороки глаза разбежались, уж и клюв разинула, да откуда ни возьмись — Грач.— Здр-расте, уже явилась! Зимой по вороньим помойкам шастала, а теперь на мою проталину! Некрасиво!— Это почему же она твоя? — застрекотала Сорока. — Я первая увидала!— Ты увидала, — гаркнул Грач, — а я о ней всю зиму мечтал. За тыщу вёрст к ней торопился! Ради неё тёплые страны покинул. Без неё и меня бы тут не было. Где проталины, там и мы, грачи. Моя проталина!— Что он тут каркает! — затарахтела Сорока. — Всю зиму на юге грелся-нежился, ел-пил что хотел, а вернулся — проталину ему без очереди подавай! А я всю зиму мёрзла, с помойки на свалку металась, вместо воды снег глотала и вот, чуть живая, слабая, высмотрела наконец проталину, так и ту отнимают. Ты, Грач, только на вид тёмный, а сам себе на уме. Кыш с проталины, пока в темя не клюнула!Прилетел на шум Жаворонок, огляделся, прислушался и защебетал:— Весна, солнце, небо ясное, а вы ссоритесь. И где — на моей проталине! Не омрачайте мне радость встречи с ней. Я жажду песен!Сорока и Грач только крыльями всплеснули.— Почему же она твоя? Наша это проталина, мы нашли. Сорока всю зиму её ждала, все глаза проглядела.А я, может, так торопился с юга к ней, что чуть крылья в пути не вывихнул.— А я родился на ней! — пискнул Жаворонок. — Если поискать, так тут ещё и скорлупки от яичка, из которого я вылупился, можно найти! Вспомню, бывало, зимой на чужбине гнездо родное — и петь неохота. А сейчас песня так и рвётся из клюва — даже язык дрожит.
Вспрыгнул Жаворонок на кочку, глаза прижмурил, горлышко у него задрожало — и полилась песня как весенний ручеёк: зазвенела, забулькала, зажурчала. Сорока и Грач клювы разинули — заслушались. Им-то никогда так не спеть, горло у них не то, только и могут, что стрекотать и каркать.Долго бы, наверное, слушали, разомлев на вешнем солнышке, да дрогнула вдруг под ногами земля, вспучилась бугорком и рассыпалась.И выглянул Крот — зашмыгал носом.— Никак прямо в проталину угодил? Так и есть: земля мягкая, тёплая, снега нет. И пахнет… Уф! Весной, что ли ча, пахнет? Весна, что ли ча, у вас наверху?— Весна, весна, землерой! — сварливо закричала Сорока.— Знал, куда угодить! — подозрительно буркнул Грач. — Хоть и слепой…— Тебе-то зачем наша проталина? — проскрипел Жаворонок.Крот принюхался к Грачу, к Сороке, к Жаворонку — глазами-то он худо видит! — чихнул и говорит:— Ничего мне от вас не надо. И проталина ваша мне не нужна. Вот землю вытолкну из норы и назад. Потому что чую: погано у вас. Ссоритесь, чуть не дерётесь. Да ещё и светло, сухо, воздух свежий. Не то что у меня в подземелье: темно, сыро, затхло. Благодать! Ещё и весна у вас тут какая-то…— Как ты можешь так говорить? — ужаснулся Жаворонок. — Да знаешь ли ты, землерой, что такое весна!— Не знаю и знать не хочу! — фыркнул Крот. — Не нужна мне никакая весна, у меня под землёй круглый год одинаково.— Весной проталины появляются, — мечтательно сказали Сорока, Жаворонок и Грач.— А на проталинах скандалы начинаются, — снова фыркнул Крот. — А ради чего? Проталина как проталина.
— Не скажи! — подскочила Сорока. — А семена? А жуки? А ростки зелёные? Всю зиму без витаминов.— Посидеть, походить, размяться! — гаркнул Грач. — Носом в тёплой земле порыться!— А петь-то как над проталинами хорошо! — взвился Жаворонок. — Сколько в поле проталин — столько и жаворонков. И все поют! Нет весной ничего лучше проталины.— А чего тогда спорите? — не понял Крот. — Жаворонок хочет петь — пусть поёт. Грач хочет маршировать — пусть марширует.— Правильно! — сказала Сорока. — А я пока семенами и жуками займусь…Тут снова начались крики и перебранка.А пока кричали и ссорились, в поле новые проталины появились. Разлетелись птицы по ним весну встречать. Песни петь, в тёплой земле порыться, червячка заморить.— Пора и мне! — Крот сказал. И провалился туда, где ни весны, ни проталин, ни солнца и ни луны, ни ветра и ни дождя. И где даже спорить не с кем. Где всегда темно и тихо.
Заячий хоровод
Мороз ещё на дворе. Но особый мороз, весенний. Ухо, которое в тени, мёрзнет, а которое на солнце — горит. С зелёных осин капель, но капельки не долетают до земли, замерзают на лету в ледышки. На солнечной стороне деревьев вода блестит, а теневая затянута матовым панцирем льда.Порыжели ивняки, ольховые заросли полиловели. Днём плавятся и горят снега, ночью пощёлкивает мороз. Пришла пора заячьих песен. Самое время ночных заячьих хороводов.Как зайцы поют, по ночам слышно. А как хоровод водят, в темноте не видать.Но по следам всё понять можно: шла прямая заячья тропа — от пенька до пенька, через кочки, через валежины, под белыми снежными воротцами — и вдруг закружила немыслимыми петлями! Восьмёрками среди берёзок, кругами-хороводами вокруг ёлочек, каруселью между кустами.Будто закружились у зайцев головы, и пошли они петлять да путать.Поют и пляшут: «Гу-гу-гу-гу-у! Гу-гу-гу-гу-у!»Как в берестяные дудки дуют. Даже губы раздвоенные трясутся!Нипочём им сейчас лисицы и филины. Всю зиму жили в страхе, всю зиму прятались и молчали. Довольно!Март на дворе. Солнце одолевает мороз.Самая пора заячьих песен.Время заячьих хороводов.
Читать онлайн «Лесные тайнички (сборник)» автора Сладков Николай Иванович — RuLit
– А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя шажки тихие да уж очень острые зубки!
Ястреб и Оляпка
– Ну, Оляпка, попадись: сейчас я тебя сцапаю!
– А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну.
– А я тебя у полыньи подкараулю!
– А я во вторую полынью выскочу.
– А я у второй подкараулю!
– А я тогда в первую выскочу.
– А я… И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться?
– Да пока тебе за мной гоняться не надоест!
Сорока и Волк
– Эй, Волк, чего ты хмурый такой?
– От голода.
– И рёбра торчат, выпирают?
– От голода.
– А воешь чего?
– От голода.
– Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока, – от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый?
– От голода.
Воробей и Синица
– Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие?
– Ружьё?
– Э-э, не угадала!
– Пушка?
– Опять не угадала!
– Какое же тогда, Воробей?
– Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки – только успевай отскакивать! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей!
Сорока и Заяц
– Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!
– Э-э, Сорока, всё равно плохо…
– Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!
– Э-э, Сорока, невелико счастье…
– Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!
– Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
Волк и Сова
– Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливают, меня клянут-проклинают.
– А ты, Волк, что ешь-то?
– Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят…
– Ну вот видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!
Ласка, Белочка и Медведь
– Я, Ласочка, к зиме беленькой стала – как берёзка!
– А я, Белочка, серенькой – как осинка!
– Ну а я, Медведище, как ёлочки, – зимой и летом одним цветом!
Дятел и Тетерев
– Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал?
– Летал я «над», спал «под».
– Что это за ребус такой: то «над», то «под»?
– Это не ребус, а снег. Летал над снегом, ночевал под снегом.
– Ишь какая у тебя жизнь развесёлая! А я, горемыка, всё «в» да «в». Летаю в лесу, прыгаю в ёлках, ночую в дупле. Ску-учно!
Свистит косая метель – белая метла дороги метёт. Дымятся сугробы и крыши. Рушатся с сосен белые водопады. Скользит по застругам яростная позёмка. Февраль летит на всех парусах!
Гонятся вихри за санями, машинами, кружат хороводы вокруг домов, заметают пути-дороги.
Тонут в белые волнах заборы. За каждым столбом – снеговорот. Над каждой елью – белые флаги.
Завевает, кружит, заносит. Свистит, скулит, воет. Лепит в глаза, в спину толкает, дышать не даёт.
Тучи-снегосыпы сыплют снег сверху. Сугробы-снеговеи веют снег снизу. Солнце запуталось в вихрях, как золотая рыба в белой сети.
Круговерть от земли и до неба!
БЮРО ЛЕСНЫХ УСЛУГ
Нагрянул в лес холодный февраль. На кусты сугробы намёл, деревья инеем опушил. А солнышко хоть и светит, да не греет.
Пригорюнились птицы и звери: как дальше жить?
Хорёк говорит:
– Спасайтесь кто как может!
А Сорока стрекочет:
– Опять всяк сам за себя? Опять поодиночке? Нет чтобы нас сообща против общей беды! И так уж все про нас говорят, что мы в лесу только клюёмся да грызёмся. Даже обидно…
Тут Заяц ввязался:
– Правильно Сорока стрекочет. Один в поле не воин. Предлагаю создать Бюро лесных услуг. Я вот, к примеру, куропаткам помочь могу. Я снег на озимях каждый день до земли разрываю, пусть они после меня там семена и зелень клюют – мне не жалко. Пиши меня, Сорока, в Бюро под номером первым!
– Есть-таки умная голова и в нашем лесу! – обрадовалась Сорока. – Кто следующий?
– Мы следующие! – закричали клесты. – Мы шишки на ёлках шелушим, половину шишек целыми вниз роняем. Пользуйтесь, полёвки и мыши, не жалко!
«Заяц – копатель, клесты – бросатели», – записала Сорока.
– Кто следующий?
– Нас запиши, – проворчали бобры из своей хатки. – Мы осенью столько осин навалили – на всех хватит. Приходите к нам, лоси, косули, зайцы, сочную осиновую кору да ветки глодать!
И пошло, и пошло!
Дятлы дупла свои предлагают для ночлега, во́роны приглашают на падаль, воро́ны свалки показать обещают. Сорока еле записывать успевает.
Притрусил на шум и Волк. Ушами попрядал, глазами позыркал и говорит:
Упрямый зяблик
Октябрь так птиц пугнул, что иные до самой Африки без оглядки летели! Да не все такие пугливые. Другие и с места не тронулись. Ворона вон — хоть бы ей что! Каркает. Галки остались. Воробьи. Ну да с этими Октябрь и связываться не хочет. Этим и Январь нипочём! А вот за зябликов взялся. Потому что фамилия у них такая — Зяблик — и должны они Октября бояться. Взялся — и всех разогнал.
Один только остался. Самый упрямый.
— Зяблик ты, так зябни! — рассердился Октябрь. И стряхнул термометр.
А зяблик не зябнет!
— Небось озябнешь! — разбушевался Октябрь. И давай зяблику под перо ветром дуть.
А зяблик не зябнет! У него от озноба верное средство — тугой животок. Прыгает по веткам, как по ступенькам. И склёвывает: то жука, то семечко. А раз животок тугой, то и температура у него нормальная птичья — плюс сорок четыре градуса! С такой температурой и в октябре май.
— Холодом не пронял — голодом доконаю! — скрипнул Октябрь морозцем. И так ветром дунул, что сдул с деревьев все листья и всех насекомых.
А зяблик — порх! — и на землю. Стал на земле кормиться.
Октябрь на недельку задумался, потом землю дождичком спрыснул и морозцем застудил.
— Ужо тебе!
Раззадорился зяблик — порх! — и наверх.
— Ты землю заморозил, а я рябину мороженную клевать буду. Была не была!
И стал клевать рябину.
Посинел Октябрь от злости. Ветром дует. Дождём полощет. Снежком сечёт. И морозцем прихватывает, прихватывает…
А зяблик не зябнет. Рябина-то от мороза только вкусней становится!
Лесные шорохи — НИКОЛАЙ СЛАДКОВ — Внеклассное чтение (для 1-го класса), cтрана детства
Лесные шорохи
СОРОКА И МЕДВЕДЬ
— Эй, Медведь, ты днём что делаешь?
— Я-то? Да ем.
— А ночью?
— И ночью ем.
— А утром?
— И утром.
— А вечером?
— И вечером ем.
— Когда же ты тогда не ешь?
— Когда сыт бываю.
— А когда же ты сытым бываешь?
— Да никогда…
СОРОКА И ЗАЯЦ
—Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!
—Э-э, Сорока, всё равно плохо…
—Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!
—Э-э, Сорока, невелико счастье…
—Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!
— Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
ЛИСА И МЫШЬ
—Мышка-трусишка, ты треска боишься?
—Ни крошечки не боюсь.
—А громкого топота?
—Ни капельки не боюсь!
—А страшного рёва?
—Нисколечко не боюсь!
—А чего ж ты тогда боишься?
—Да тихого шороха…
КТО КАК СПИТ
—Ты, Заяц, как спишь?
—Как положено — лёжа.
—А ты, Тетёрка, как?
—А я сидя.
—А ты, Цапля?
—А я стоя.
— Выходит, друзья, что я, Летучая мышь, ловчее всех вас сплю, удобнее всех отдыхаю!
— А как же ты, Летучая мышь, спишь- отдыхаешь?
—Да вниз головой…
ЛИСИЦА И ЁЖ
—Всем ты, Ёж, хорош и пригож, да вот колючки тебе не к лицу!
—А что, Лиса, я с колючками некрасивый, что ли?
— Да не то чтоб некрасивый…
— Может, я с колючками неуклюжий?
— Да не то чтоб неуклюжий!
—Ну так какой же я такой с колюч- ками-то?!
—Да какой-то ты с ними, брат, несъедобный…
СОРОКА И ЗАЯЦ
— Слушай, Заяц, все говорят, что осина страсть горькая. А ты, смотрю, грызёшь её и даже не жмуришься!
— А я, Сорока, осинку на третье блюдо употребляю. Когда на первое только воздух свежий, на второе — прыжки по снегу, так и горькая осина на третье слаще мёда покажется!
ОДУВАНЧИК И ДОЖДЬ
— «У ра! Караул! Ура! Караул!
— Что с тобой, Одуванчик? Уж не заболел ли? Ишь жёлтый весь! Чего ты то «ура», то «караул» кричишь?
— Закричишь тут!.. Корни мои рады тебе, Дождю, радёшеньки, всё «ура» кричат, а цветок «караул» кричит — боится, что пыльцу испортишь. Вот я и растерялся — ура, караул, ура, караул!
КРОТ И ФИЛИН
— Слушай, Филин, неужели ты меня проглотить можешь?
—Могу, Крот, могу. Я такой.
—Неужто и зайчонка протолкнёшь?
—И зайчонка протолкну.
—Ну а ежа? Хе-хе…
—И ежа проглочу.
—Ишь ты! А как же колючки?
—А колючки выплюну.
—Смотри какой молодец! А медведь вон на ежа даже сесть боится…
Сладков Н.И. – Как медведя переворачивали
Топик и Катя
Дикого сорочонка назвали Катей, а крольчонка домашнего — Топиком. Посадили домашнего Топика и дикую Катю вместе.Катя сразу же клюнула Топика в глаз, а он стукнул её лапой. Но скоро они подружились и зажили душа в душу: душа птичья и душа звериная. Стали две сироты друг у друга учиться.Топик стрижёт травинки, и Катя, на него глядя, начинает травинки щипать. Ногами упирается, головой трясёт — тянет изо всех своих птенцовых сил. Топик нору роет — Катя рядом крутится, тычет носом в землю, помогает рыть.Зато когда Катя забирается на грядку с густым мокрым салатом и начинает в нём купаться — трепыхаться и подскакивать, — к ней на обучение ковыляет Топик. Но ученик он ленивый: сырость ему не нравится, купаться он не любит и поэтому просто начинает салат грызть.Катя же научила Топика воровать с грядок и землянику. Глядя на неё, и он стал объедать спелые ягоды. Но тут мы брали веник и прогоняли обоих.Очень любили Катя и Топик играть в догонялки. Для начала Катя взбиралась Топику на спину и начинала долбить в макушку и щипать за уши. Когда терпение у Топика лопалось, он вскакивал и пытался удрать. Со всех своих двух ног с отчаянным криком, помогая куцыми крыльями, пускалась вдогонку Катя. Начиналась беготня и возня.Однажды, гоняясь за Топиком, Катя вдруг взлетела. Так Топик научил Катю летать. А сам потом научился от неё таким прыжкам, что никакие собаки стали ему не страшны.Так вот и жили Катя и Топ. Днём играли, ночью спали на огороде. Топик в укропе, а Катя на грядке с луком. И так пропахли укропом и луком, что даже собаки, глядя на них, чихали.
Непослушные малыши
Сидел Медведь на поляне, пень крошил. Прискакал Заяц и говорит:— Беспорядки, Медведь, в лесу. Малые старых не слушают. Вовсе от лап отбились.— Как так?! — рявкнул Медведь.— Да уж так! — отвечает Заяц. — Бунтуют, огрызаются. Всё по-своему норовят. Во все стороны разбегаются.— А может, они того… выросли?— Куда там: голопузые, короткохвостые, желторотые!— А может, пусть их бегут?— Мамы лесные обижаются. У Зайчихи семеро было — ни одного не осталось. Кричит: «Вы куда, лопоухие, потопали — вот вас лиса услышит!» А они в ответ: «А мы сами с ушами!»— Н-да, — проворчал Медведь. — Ну что ж, Заяц, пойдём поглядим, что к чему.Пошли Медведь и Заяц по лесам, полям и болотам. Только зашли в лес густой — слышат:— Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, я от мамы ушёл, я от папы ушёл!— Это что ещё за колобок объявился? — рявкнул Медведь.— И совсем я не колобок! Я солидный взрослый Бельчонок.— А почему тогда у тебя хвост куцый? Отвечай: сколько тебе годов?— Не сердись, дяденька Медведь. Годов мне ещё ни одного. И с полгода не наберётся. Да только вы, медведи, живёте шестьдесят лет, а мы, белки, от силы десять. И выходит, что мне, полугодке, на ваш медвежий счёт — ровно три года! Вспомни-ка, Медведь, себя в три годочка. Небось тоже от медведицы стрекача задал?— Что правда, то правда! — проворчал Медведь. — Год ещё, помню, в пестунах-няньках ходил, а потом сбежа-а-ал. Да на радостях, помню, улей разворотил. Ох и покатались же на мне пчелы тогда — посейчас бока чешутся!
Пошагали Медведь с Зайцем дальше. Вышли на опушку и слышат:— Я, конечно, всех умней. Домик рою меж корней!— Это ещё что за поросёнок в лесу? — взревел Медведь. — Подать мне сюда этого киногероя!— Я, уважаемый Медведь, не поросёнок, я почти взрослый самостоятельный Бурундук. Не грубите — я укусить могу!— Отвечай, Бурундук, почему от матери убежал?— А потому и убежал, что пора! Осень на носу, о норе, о запасах на зиму пора думать. Вот выройте вы с Зайцем для меня нору, набейте кладовую орехами, тогда я с мамой до самого снега в обнимку готов сидеть. Тебе, Медведь, зимой забот нету: спишь да лапу сосёшь!
— Хоть я лапу и не сосу, а правда! Забот у меня зимой мало, — пробурчал Медведь. — Идём, Заяц, дальше.Пришли Медведь и Заяц на болото, слышат:— Хоть мал, да удал, переплыл канал. Поселился у тёти в болоте.— Слышишь, как похваляется? — зашептал Заяц. — Из дома удрал да ещё и песни поёт!Рыкнул Медведь:— Ты почему из дома удрал, ты почему с матерью не живёшь?— Не рычи, Медведь, сперва узнай, что к чему! Первенец я у мамы: нельзя мне с ней вместе жить.— Как так — нельзя? — не унимается Медведь. — Первенцы у матерей завсегда первые любимчики, над ними они больше всего трясутся!— Трясутся, да не все! — отвечает Крысёнок. — Мама моя, старая Водяная крыса, за лето три раза крысят приносила. Две дюжины нас уже. Если всем вместе жить, то ни места, ни еды не хватит. Хочешь не хочешь, а расселяйся. Вот как, Медведушко!Почесал Медведь щёку, посмотрел на Зайца сердито:— Оторвал ты меня, Заяц, без толку от серьёзного дела! Всполошил по-пустому. Всё в лесу идёт как тому и положено: старые старятся, молодые растут. Осень, косой, не за горами, самое время возмужания и расселения. И быть по сему!
Лесные шорохи 2
Сорока и Енот
— Енот, а Енот, а ты ягоды есть любишь?
— Люблю!
— А птенцов и яйца любишь?
— Люблю!
— А лягушек и ящериц любишь?
— Люблю!
— А жуков и сороконожек любишь?
— Люблю!
— А… а червяков и улиток любишь?
— Тоже люблю!
— А чего же ты тогда не любишь?
— Не люблю, когда меня глупыми вопросами от еды отвлекают!
Медведь и Крот
— Послушай, Крот, ты весь век в земле возишься, вот-то, поди, умываться часто приходится?
— Ой, Медведь, и не говори! Замучали меня умывания. До того часто, до того часто — два раза в год. Раз — весной, в половодье, раз — осенью, в ненастье. Завидую, косолапый, тебе: медведи, говорят, век не моются!
Желна и Сорока
— Ой, Желна, что-то с Филином нашим неладно! Каждую ночь стонет и охает! Уж не заболел ли, не простудился? То хрипит, то бурчит, то ворчит словно ежом подавился!
— Что ты, Сорока, что ты! Да это он самые свои нежные песни поёт! Самые развесёлые! Молчи уж, а то услышит ещё, обидится. Тс-с!
Карась и Окунь
— Охо-хо, Окунь, горемычная я рыба! Вся-то моя жизнь в грязи да в тине.
— А ты, Карась, клюнь на крючок — попадёшь в сметану…
Лисица и Заяц
— Слыхал, заяц, как охотники мой лисий хвост называют? Трубой! Хи-хи-хи…
— А мой заячий хвост охотники прозвали цветком. Цветком, цветиком, цветочком.
— Да ну-у! А ну дай-ка мне цветочек понюхать…
— Но-но-но! Я твою лисью породу знаю! Цветок понюхаешь, а ногу откусишь. Проходи, проходи со своей трубой!
Дуб и Рябина
— Ой, Рябина-Рябинушка, что взгрустнула ты?
— Была я, Дуб, тонкой рябинкой, а стала сухой корягой. Ободрали меня ребятишки как липку, разделали под орех. Ни ягод на мне, ни сучков, ни веток — хоть в костёр головой! Хоть бы ты, Дуб, меня защитил.
— Что ты, что ты! Я сам теперь, голубушка, такой, что краше в дровяной склад кладут. Всю-то осень жёлуди с меня сшибали, камнями да палками по голове молотили. Всю душу вытрясли! Был я дубом, стал дубиной…
Сорока и Медведь
— Эй, Медведь, ты днём что делаешь?
— Я-то? Да ем.
— А ночью?
— И ночью ем.
— А утром?
— И утром.
— А вечером?
— И вечером ем.
— Когда же ты тогда не ешь?
— Когда сыт бываю.
— А когда же ты сытым бываешь?
— Да никогда…
Лесные шорохи
Заяц и сорока читать онлайн
Год издания: Не указан
Серии: Не указано
Страниц: 1
Стр. 1 из 1
Сказка по мотивам нанайского фольклора в обработке Дмитрия Нагишкина
Жил один заяц. Заяц как заяц. Только, кто его знает почему, любил он перед другими похвастать тем, чего у него и не было: и сильный он, и храбрый он, и охотник он…
Вот однажды заяц на поле убитую косулю нашёл. Задрал косулю волк, да помешал ему кто-то. Ушёл волк, половину туши оставил.
Только подсел зайчишка к косуле — сорока мимо летит.
Увидала, какую добычу заяц упромыслил, подсела на ветку, поздоровалась, говорит:
— Эй, сосед, ты где такую тушу добыл?
— Убил, — говорит заяц.
Удивилась сорока — заяц косулю убил! От удивления рот раскрыла, хвост опустила, крылья растопырила.
А хвастун не унимается:
— Я охотник такой, что если бы по-настоящему охотился, всех бы зверей давно перебил. Только жалко их мне. Я, — говорит, — сколько хочешь могу зверя добыть! Вот косулю съем, пойду медведя добывать.
Поклонилась сорока зайцу:
— Эй, сосед, научи меня! Я всегда несытая.
— Отчего не научить, — отвечает заяц. — Это совсем простое дело, так охотиться-то. Надо только пошире рот раскрыть да крикнуть. Совсем это простое дело. Разве ты кричать не умеешь?
— Как не умею?! Я кричать хорошо умею, — говорит сорока, а сама думает: «Зачем я пойду медведя искать, когда под носом у меня заяц?»
Взлетела сорока повыше, рот раскрыла — да ка-ак крикнет! Так крикнула, что синицы, которые поблизости на ветках сидели, на землю свалились.
Только сорока зайца и видела… Перепугался он до смерти, кинулся бежать. Куда убежал, никто не знает.
Посидела сорока, подумала: «Как так не упал заяц, а удрал? Видно, мало я кричала. Ну, другой раз, как добычу увижу, сильней кричать буду».
Стала сорока по лесу летать. Как увидит зверя — давай кричать, давай стрекотать, что есть силы.
Сама она ни одного зверя своим криком не убила. А охотники приметили, что сорока над зверем кричит. Как застрекочет в лесу — охотник туда! Старается сорока, стрекочет, рот разевает, крылья распустит, хвостом стрижёт, думает: «Вот я его сейчас убью! Вот-вот!» А охотник тут как тут — в зверя выстрелит, с собой унесёт.
Только бывает и так, что сорока охотника увидит. Радуется: «Ох, какой большой! Вот я его сейчас!» И всех зверей перепугает: ни себе, ни охотнику.