Почему петух поет на заре. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Старые времена у петуха был такой роскошный хвост, что человек всякий раз останавливался, чтобы полюбоваться им. Разобрала павлина зависть, днем и ночью думу думает, как бы завладеть петушиным хвостом. И придумал. Просит павлин петуха:
— Одолжи мне, дружище, твой хвост, на одну только ночь прошу. На свадьбу иду, принарядиться хочется. А рано утром я тебе его верну.
Согласился петух, отдал павлину свой хвост.
Утро пришло — павлин хвост не возвращает. День наступил — павлин и не думает с хвостом расставаться. Так и присвоил себе роскошный хвост петуха.
А петуху что ж остается? Как начинает светать, петух кричит «ку-ка-ре-ку!». Это он павлину напоминает:
— Отдавай, негодник, мой хвост!
Отважный лучник. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Старину на небе появлялось сразу семь солнц. И тогда наступала страшная засуха: земля накалялась докрасна, реки и озера пересыхали, деревья и травы гибли. Тяжко было и людям, и животным. А жил в то время один отважный стрелок. Стали просить его люди и звери, чтобы посбивал он с неба солнца.
— Если я семью стрелами не собью все семь солнц, не видать мне тогда света, превращусь в тарбагана и забьюсь в глубокую нору! — поклялся отважный юноша.
Взял он лук и стрелы, дождался, пока выкатятся на небо все семь солнц, натянул тетиву. Шесть солнц сбил, а в седьмой раз промахнулся. И все из-за ласточки: пролетала она мимо, стрела и угодила ей в хвост. Говорят, с тех пор хвост у ласточки раздвоенный.
С перепугу седьмое солнце скрылось за горами. Рассердился юноша, бросился вдогонку за ласточкой, а юркая ласточка в воздухе вьется, стрижет воздух крыльями, под носом у всадника проносится, а в руки не дается. Словно дразнит его. Так и не настиг юноша ласточку.
Превратился он в тарбагана и стал жить в темной норе. Люди с тех пор перестали есть тарбаганье мясо. А солнце с тех пор садится на западе. И тарбаган обязательно выползает из норы, чтобы увидеть восход и заход солнца.
Мягкая или жесткая? Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Днажды Бадай подрядился к одному ламе овчины выделывать. За работу тот посулил много свежих сладких лепешек. Несколько дней кряду трудился Бадай, мягкими да прочными шкуры у него получились.
Стал лама работу принимать. Возьмет в руки шкурку, посмотрит-посмотрит и ну бить ее об забор.
— Что вы делаете, уважаемый лама? — удивился Бадай.
— Проверяю, мягка ли шкурка. Коли жесткая, обязательно стучит. У нас здесь все так делают.
Остался лама доволен работой Бадая. Открыл ящик, долго в нем рылся и наконец извлек оттуда одну-единственную лепешку. Но что это была за лепешка! Старая, высохшая, сморщенная. Ее не разгрызли бы даже крепкие собачьи клыки. Не долго думая треснул Бадай ламу этой лепешкой.
— Ой-ой-ой! — вскричал лама. — Что ты делаешь, негодник?
— Проверяю, мягка ли лепешка. У нас дома всегда так проверяют. Ваша лепешка вон как застучала. Пусть же всегда и овчины ваши будут такими же мягкими, как эта лепешка!
Сорока и семь зеленых яиц. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Ила на свете сорока, и было у нее гнездо на осине. Лежало в том гнезде семь зеленых яиц. Однажды подошла к осине лиса и просит:
— Дай мне одно яйцо, сорока. Я его съем.
— Ни за что не дам! — крикнула сорока.
— А коли так, я разбегусь и осину твою поломаю, пыль столбом пущу!
Перепугалась сорока и отдала плутовке одно яйцо.
Повадилась лиса ходить к сороке каждый день и всякий раз получала по зеленому сорочьему яйцу. Вот осталось в гнезде одно-единственное яйцо. Пригорюнилась сорока, заплакала. Вдруг, откуда ни возьмись, мышка выскакивает.
— Почему ты плачешь? — спрашивает она у сороки.
— Как же не плакать? — отвечает сорока. — Повадилась ко мне лиса ходить да яйца выпрашивать. «А не дашь, — говорит, — я разбегусь и осину твою поломаю, пыль столбом пущу!» Все яйца съела, последнее осталось.
— Не отдавай лисе яйцо, — советует мышь. — А станет грозиться осину поломать да пыль столбом пустить, скажи на это: «Где же у тебя рога, чтобы осину поломать? Где же у тебя копыта, чтобы пыль столбом пустить?» Лиса спросит, кто, мол, научил тебя так отвечать, а ты скажи: «Сама думала, думала да и придумала».
Шмыгнула мышь в нору, а тут и лиса появилась.
— Отдавай мне яйцо, сорока, я его съем! — потребовала она.
— Ни за что не отдам!
— А коли так, я разбегусь и осину твою поломаю, пыль столбом пущу!
— Где же у тебя рога, чтобы осину поломать? Где же у тебя копыта, чтобы пыль столбом пустить? — молвила сорока.
— Кто научил тебя так отвечать? Говори! — потребовала лиса.
— Сама думала, думала да и придумала.
— А вот не скажешь правду, пущу я в ход все свои тринадцать хитростей, живо тебя съем! — пригрозила лиса.
Перепугалась сорока и показала на нору, в которую спряталась мышь. Уселась лиса у норки и ну кликать мышь.
— Недосуг мне, лиса, — отвечала мышь, — я зерно от плевел очищаю.
Повременила немного лиса и снова зовет мышь. Та высунула голову.
— Если у тебя головка такая хорошенькая, представляю, какова грудка! — умильно пропела лиса.
Мышь высунулась по грудь.
— Хороша грудка! А каков хвостик?
Мышь высунула хвост.
— Что за хвостик! — воскликнула лиса. — У хорошенькой мышки и походка, верно, необыкновенная?
Выскочила мышь из норы и уж готова была пройтись неспешно, да так и угодила в лисью пасть. Сказала мышь:
— Твоя взяла. Только знай: если будешь есть меня, сомкнув челюсти, никакого вкуса не почувствуешь. Другое дело, когда рот пошире разинешь!
Лиса лакомка известная! Разинула она пасть, а мышь скок оттуда и была такова!
Старичок ростом в пядь. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Старые времена жил на свете старичок ростом в пядь, а с бородой в две пяди. Только и было у него имущества что плохонький баран, шелудивый пес да плетеная тележка.
Отправился однажды старичок путешествовать.
Тележка поскрипывает: скрип-скрип; баранчик голос подает: «Бон-бон»; пес позади бежит: «Гав-гав». Въехал старичок на холм, а там змея лежит. Схватил старичок змею — как-никак добыча! — швырнул в тележку и дальше поехал.
Повстречался ему на пути аил. Прихватил он оттуда острый колышек, старую колоду, семь птичьих яиц, медную колотушку и дальше поехал. Тележка поскрипывает: скрип-скрип; баранчик голос подает: «Бон-бон»; пес позади бежит: «Гав-гав».
Повстречалось старичку по пути жилище черного мангуса. Самого чудовища дома не оказалось, и старичок смело вошел в его жилье, наелся, напился досыта, а потом спрятал колоду в кровать, змею в бурдюк с кумысом, птичьи яйца в пепел, острый колышек за балку, а медную колотушку под притолоку. И сам спрятался, это ведь было нетрудно сделать: росту-то в старичке всего одна пядь!
Вот в сумерки возвратился домой черный ман-гус. Хотел было кнут за балку положить, да о колышек укололся. Хотел на кровать сесть, да о колоду больно ударился, хотел кумыса напиться, да змея его крепко ужалила, хотел огонь в очаге развести, стал пепел ворошить — яйца разбились, все глаза ему залепило. Испугался мангус. «Ну, — думает, — не иначе конец мне пришел». Хотел из юрты выползти, вдохнуть напоследок свежего воздуха, да свалилась ему на голову медная колотушка и прибила его насмерть.
Вылез старичок из своего убежища, и такой смех его разобрал! Подумать только! Он такой маленький, ростом в пядь, а одолел грозного и сильного мангуса!
Бадай придумал, чем жить. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Енился Бадай и думает: на что же будет жить его семья? Думал он, думал и вот что надумал.
Соберет он шерсть, что оставляют овцы на колючках, из шерсти сваляет войлок, обменяет войлок на кобылу, кобыла принесет жеребенка, жеребенок вырастет в хорошего скакуна, а за скакуна можно и юрту купить.
С тем и отправился Бадай к торговцу.
— Продай мне юрту, — просит, — дам за нее хорошего скакуна.
Согласился торговец, Бадай скорей стал складывать юрту — забрать с собой хочет.
— Э-э, погоди, а где же скакун? — удивился торговец.
— С завтрашнего дня я начинаю собирать шерсть, что оставляют овцы на колючках, из шерсти сваляю войлок, войлок обменяю на кобылу, кобыла принесет жеребенка, жеребенок вырастет в хорошего скакуна. Тогда и отдам тебе этого скакуна.
Взвалил Бадай юрту на плечо и пошагал прочь, а глупый торговец так и остался стоять с раскрытым ртом.
Человек и тигр. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Днажды позвал тигр сына и сказал ему:
— Ты, сынок, стал взрослым, так смотри же и близко не подходи к существу, которое зовется человеком.
Сказал так старый тигр и умер.
Не послушался юный тигр отцовского совета, только и думает, как бы узнать, что такое человек, да помериться с ним силой. Как-то раз повстречался ему бык.
— Ты и есть человек? — спросил тигр.
— Я не человек, я бык.
— А человека знаешь?
— Как не знать, ведь я же ему служу. Видишь у меня в носу кольцо? Это его рук дело. Человек ездит у меня на спине, в повозку меня запрягает.
— Человек, значит, такой огромный?
— Да что ты! У меня между рогами помещается.
«Странно, — удивился тигр, — человек такой маленький, а бык ему служит». Побежал он дальше. Повстречался ему верблюд.
— Ты и есть человек? — спросил тигр.
— Я не человек, я верблюд. А зачем тебе человек?
— Хочу с ним силой помериться, — ответил тигр.
— Эх, уважаемый, не дело ты задумал. Да сильнее человека нет никого на свете!
— Он что же, очень большой и сильный?
— Нет, он совсем маленький. Мне, чтобы взять его на спину, приходится на колени становиться.
— Неужто и ты человеку служишь?
— Взгляни на кольцо в моих ноздрях. Это его рук дело. За кольцо он дергает, чтобы я ему повиновался.
— Странно! — воскликнул тигр.
— Что же тут странного? Сила человека в его разуме. Ум дает ему и власть, и силу.
Побежал тигр дальше. «Если человек и впрямь маленький и слабый, что мне стоит расправиться с ним? — думал он. — Надо бы отобрать у него ум!» Прибежал тигр в лес, а навстречу дровосек идет.
— Не видел ли ты человека? — спрашивает тигр.
— Я здесь, перед тобой, — молвит дровосек.
Очень он испугался, но виду не показывает.
Смотрит тигр, и вправду невелик человек, одним ударом из него дух вышибешь.
— Достанет у тебя сил со мной схватиться? — засомневался тигр.
— Конечно, уважаемый, ведь моя сила в уме!
— Покажи-ка мне свой ум! — потребовал тигр.
— Изволь. Только ум мой я сегодня дома оставил. Давай заглянем ко мне, я тебе ум свой и покажу.
Побежали они рядом, тигр и человек. Неподалеку от дома дровосек остановился и говорит:
— Дальше со мной не ходи, уважаемый, не то бросятся на тебя дворовые псы. Я мигом обернусь!
Шагнул человек к дому, да вдруг остановился.
— Ой, боюсь! — воскликнул он.
— Чего ты боишься? — удивился тигр.
— Боюсь, как бы не вцепился ты мне в спину.
«Ну и трус!» — подумал тигр и предложил:
— Ладно, привяжи меня к дереву и иди в дом скорее. Неси свой ум!
Крепко привязал тигра дровосек и удалился. Вернулся он с большой охапкой хвороста, сложил его возле дерева, к которому был привязан тигр, и сказал:
— Вот я и выполнил свое обещание. Сейчас ты узнаешь, что такое человеческий ум!
И принялся высекать огонь, потом разжег костер и убежал.
Стало тигра припекать, но тут, к счастью, перегорела веревка, выскочил он из огня и пустился наутек.
С тех пор шкура у тигра полосатая, это ведь след огня, когда тигр постигал, что негоже ему с человеком умом состязаться.
Сова и ворона. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Ассказывают, что в старые времена у хана птиц не было наследника. И тогда решил он усыновить совенка. Подумалось хану: неспроста глаза совенка огнем полыхают в ночную пору.
Едва совенок стал ханским сыном, как тут же обленился: целыми днями бездельничал, только и думал, как бы сытно поесть да сладко попить.
Ударили зимой сильные холода. Хан и говорит совенку:
— В жизни своей я так не мерз!
— Что ты, отец! — важно произнес совенок. — Мне доводилось видеть мороз и покрепче; помню, бывало и такое: у человека слюна на лету замерзала, а у быка рога обламывались! Сам я едва спасся от холода, я тогда в ветки зарылся на дереве
— Да ты, выходит, много старше меня! — рассердился хан. — А притворяешься маленьким. Убирайся вон! — И выгнал обманщика из дому.
С тех пор у совы нет собственного дома, а днем прячется она в кроне дерева.
Прошло какое-то время, умер хан птиц, и стали птицы держать совет, кому быть теперь ханом.
— Пусть ханом будет сова! Ее все знают, да и по ночам глаза у совы так и горят, так и полыхают! Настоящий хан будет! — предлагает журавль.
— Этого еще не хватало! — возмутилась ворона. — Лапы у совы кривые, оперенье некрасивое! Глазищи желтые! А голос-то, голос! «Ух» да «ух»! Что может быть противнее? Такое страшилище на ханский престол возводить?!
Послушались птицы ворону, не сделали сову своим ханом. С тех пор сова и ворона — заклятые враги. Днем ворона не дает сове покоя, а ночью сова — вороне.
Как лама стал башмакам поклоняться. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Устился Бадай странствовать. Шел, шел, видит, храм стоит. Вошел Бадай в храм, а там — никого, видно, ламы куда-то отлучились.
Решил Бадай отдохнуть, посидеть в тишине. Вдруг слышит — шаги! Испугался Бадай, что лама может принять его за воришку, и поспешно спрятался за изображение Будды.
Вошел лама, поставил перед Буддой чашечку с едой, да только видит Бадай, что лама хитрит — вместо еды в чашечке вода. Рассердился Бадай: не лукавь лама, поживился бы он! Бадай ведь со вчерашнего дня ничего не ел.
— А где чай с крупой? — грозно произнес Бадай.
Оторопел лама, сломя голову помчался прочь и вскоре вернулся с большой чашей, до краев наполненной рисом.
— А где мясо? — еще более сурово произнес Бадай.
Кинулся лама на кухню и принес большое блюдо с бараниной и полный кувшин душистого кумыса.
— Теперь ступай прочь отсюда! — приказал Бадай.
Лама, не переставая кланяться изображению Будды, удалился.
Вышел Бадай из своего убежища и отлично пообедал. А потом растянулся на полу и крепко заснул.
Рано-рано утром покинул Бадай гостеприимный храм, вот только забыл там свои старые башмаки.
Пришел лама в храм, видит, башмаки валяются, и решил, что Будда специально оставил их. Поставил он башмаки посреди храма, на самое почетное место, и стали служители храма им поклоняться.
Собака, кошка и мышь. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Былые-то времена собака, кошка и мышь жили очень дружно, никогда не ссорились. Но вот однажды хозяин пожаловал собаке звание дворового пса, наградил ее за усердие золотой грамотой. Увидела кошка такое дело и даже почернела от зависти.
— Не найти мне покоя, — говорит она мышке, — пока собака владеет золотой грамотой. Ведь она будет пуще прежнего стеречь хозяйское добро, нам от него и крошки не перепадет. Ступай укради у собаки золотую грамоту!
Стащила мышь золотую грамоту, спрятали они ее с кошкой и отправились к собаке.
— Ты, говорят, теперь первый друг человеку? Это по какому же праву? — спросила кошка.
— Мне на то дана золотая грамота, — ответила собака.
— А ну, покажи грамоту! — рассердилась кошка.
Принялась собака ее искать. Искала, искала, да не нашла.
— Это ты стащила! — набросилась она на мышку.
Та растерялась:
— Меня кошка заставила!
Не сдержалась кошка, бросилась на мышь:
— Я вот тебе!
Забилась мышь в норку, едва ноги унесла.
Видит собака, кошка во всем виновата, да как кинется за ней! Кошка прыг на дерево! Только тем и спаслась!
С тех пор собака, кошка и мышь перестали дружбу водить.
Вор верхом на тигре. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Или на свете старик и старуха, и была у них корова. Однажды ночью забрался в загон тигр и задрал пеструху.
— Вчера тигр сожрал пеструху, сегодня наверняка снова явится. Боюсь, несдобровать нам, — говорит старуха.
— Нынче-то ночью он не придет, еще не проголодался, а вот крыша прохудилась — это беда. Хуже всякого тигра проклятая протечка! — молвит старик.
А тигр-то как раз был неподалеку, в сарае притаился.
Услыхал тигр старика и испугался: «Протечка?! Это что еще за зверь? Видно, сильнее меня, раз старик так его боится».
В этот самый миг на крыше сарая притаился вор, надумал вор украсть у стариков пеструху, да в темноте не разобрал, как в хлев пролезть, оступился и упал прямо тигру на спину.
Взвился тигр от страха — не иначе как попал он в лапы этой страшной протечке! Зажмурился и бегом! А вор на нем верхом трясется. «Что за быстроногая корова мне попалась», — удивляется вор, вцепился руками в шкуру, вот-вот хлопнется оземь.
Тут уж светать стало, видит вор, не пеструха под ним, а лютый тигр. От ужаса хлоп на землю — и бегом! А тигр так напугался, что головы не повернул, прибавил ходу и больше уж никогда к старику со старухой не наведывался.
Почему верблюд любит в золе кататься. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Старые времена, когда звери решали, чьим звериным именем называть годы по лунному календарю, разгорелся спор между верблюдом и мышью.
Верблюд требовал, чтобы год назвали годом верблюда, а мышь твердила, что наступающий год должен носить ее имя, годом мыши прозываться. Что ж! Решили звери: кто из них первым увидит восход солнца, того имя году и дадут.
В ту ночь верблюд вовсе не ложился спать, все поджидал восход солнца, глаз не сводил с кромки неба на востоке. А мышь вспрыгнула на верблюжий горб и стала смотреть на запад, на вершины гор.
Солнце еще не взошло, а верхушки гор на западе загорелись алым солнечным светом.
— Я первая увидала! Первая! — громко запищала мышь.
Рассвирепел верблюд, повалился от злости в кучу золы и давай на спине кататься, все норовит мышь раздавить.
Назвали звери год именем мыши, а верблюд так в лунный календарь и не попал.
С тех пор ни один верблюд не может равнодушно пройти мимо золы. Только приметит кучку золы, бросается на спину и давай кататься в золе — это он думает, что расправляется с мышью, давней своей соперницей.
Сказка о хане, его зятьях и птице Хангарьд. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Ил на свете хан, и было у него девять дочерей, все, как одна, красавицы. Восемь старших вышли замуж по выбору отца — за послушных и неглупых юношей, а младшая дочь отцовского слова ослушалась — пошла в жены к неказистому бедняку. Рассердился хан и повелел младшей дочери с мужем поселиться подальше от ханской юрты да в простом шалаше.
Так они и жили. Все бы ничего, но вот стали у хана исчезать жеребята белой кобылицы. Жеребята не простые, наполовину золотые, наполовину серебряные.
Восемь старших зятьев по очереди сидели в засаде, чтобы поймать злого вора, но так и вернулись ни с чем, не устерегли жеребят. Явился к хану младший зять, тот самый неказистый бедняк, и стал проситься постеречь табун. Но хан только посмеялся над ним:
— Куда тебе! Я сам в караул ходил, старшие зятья ходили, а уж тебе ли, недотепе, с нами равняться! Иди-ка ты прочь!
Ослушался хана юноша и отправился табун стеречь да всю ночь глаз не сомкнул. Вот на рассвете принесла белая кобылица драгоценного жеребенка, наполовину золотого, наполовину серебряного. Тут спустилась с небес сказочная птица Хангарьд, хвать жеребенка и полетела. Не растерялся караульщик, пустил вдогонку стрелу, и вернулась к нему та стрела с птичьим пером да с золотым жеребячьим хвостом.
Вернулся юноша домой, велел жене добычу до поры до времени в сундук запереть и никому не показывать.
И опять, что ни ночь, пропадают жеребята в табуне, и все тут. Призвал тогда к себе хан восьмерых зятьев и наказал им весь свет объехать, а вора отыскать и всех жеребят домой вернуть. Стал младший зять с ними вместе проситься, да хан его только высмеял: куда, мол, тебе за такое дело браться? Но бедняк знай стоит на своем:
— Поеду, и все тут!
Видит хан, делать нечего, велел дать ему старую конягу, настоящую клячу.
Оседлал ее юноша и домой поехал.
— Смотри, жена, — говорит, — разве на таком коне далеко уедешь? Едва до своего шалаша доехал, а дальней дороги конь этот и вовсе не выдержит. Придется мне, видно, из ханского табуна добрую лошадь увести, а чтобы отец твой не прогневался, покажи ему перо сказочной птицы Хангарьд да золотой жеребячий хвост. Пусть знает, что муж твой не чета другим его зятьям, ночью-то я не спал и многое видел.
Выбрал себе юноша хорошего коня из ханского табуна и пустился вдогонку за ханскими зятьями. А жена его наказ выполнила, перо сказочной птицы и золотой жеребячий хвост отцу показала. Удивился хан: младший-то зять умен и сноровист, оказывается.
Тем временем ехали молодые люди да ехали. На исходе месяца пути притомились, кони себе копыта в кровь посбивали. Решили они хорошенько отдохнуть, на стоянку стали, только младшему зятю все нипочем, отправился он дальше.
Ехал, ехал, видит, белая юрта у подножия горы стоит. Вошел он в юрту, а там старуха. Стал юноша у нее допытываться, кто живет в этой юрте. Старуха и говорит: живет, мол, в юрте птица Хангарьд, собирается жениться, уж выкуп за невесту приготовила — сотню жеребят, наполовину золотых, наполовину серебряных. До сотни одной головы не хватает. И еще поведала старуха: если Хангарьд злым домой возвращается, то врывается в юрту через дымовое отверстие, а если добрым, неслышно через дверь входит.
Выслушал юноша старуху и спрятался неподалеку от юрты. Вот раздался свист над дымовым отверстием в юрте, тут спустил он тетиву, и угодила стрела прямо в сердце птице. А юноша собрал всех жеребят в табун и пустился в обратный путь.
Едет он, едет, старших зятьев встречает, а те отощали — кожа да кости остались. Подивились зятья неслыханной удаче бедняка, и такая их зависть разобрала, что решили они погубить юношу. Выкопали глубокую яму, натянули поверх ковер, ступил бедняк на ковер да и свалился в яму.
Стали зятья скорей жеребят собирать, да жеребята разбежались. Так и не удалось им жеребят поймать, отправились домой ни с чем.
Проходила мимо ямы девушка. Услыхала стон, наклонилась над ямой, видит — юноша полуживой. Попросил ее юноша сплести веревку из золотых да серебряных жеребячьих волос. По той веревке он из ямы и выбрался. Собрал жеребят, наполовину золотых, наполовину серебряных, домой поскакал.
Как увидел хан своих жеребят, несказанно обрадовался. Да уж, пока человека в деле не увидишь, его не узнаешь. Повелел хан казнить старших зятьев, но отважный юноша упросил их помиловать. А как умер хан, бедняк ханом стал. Шестьдесят лет правил он честно и справедливо, шестьдесят лет шел в народе пир горой, все ели, да пили, да веселились.
Старик Далантай. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Оил как-то старик Далантай семь десятков красных коров да одного красного быка. Вдруг, откуда ни возьмись, предстал перед ним дракон о пятнадцати головах.
— Что тебе дороже, — спрашивает, — семь десятков красных коров и красный бык или твоя жизнь?
— Я люблю своих красных коров, я люблю своего красного быка, — отвечал старик, — забирай мою жизнь. Только сперва принеси мне нож о трех лезвиях, он у старика Тонтия есть.
— Ладно, — согласился дракон и отправился к старику Тонтию.
— Тонтий, а Тонтий, дай мне свой нож о трех лезвиях.
— Хорошо, но взамен принеси мне оселок старика Бинтия.
— Ладно, — согласился дракон и отправился к старику Бинтию.
— Бинтий, а Бинтий, дай мне свой оселок.
— Хорошо, но взамен прикати мне одноколку старика Хантия.
— Что ж, — согласился дракон и отправился к старику Хантию.
— Хантий, а Хантий, дай мне свою одноколку!
— Хорошо, но взамен приведи мне жеребца старика Тантия.
— Ладно, — согласился дракон и отправился к старику Тантию.
— Тантий, а Тантий, дай мне своего жеребца!
— Дам, но взамен принеси мне березовый укрюк старика Унтия.
— Ладно, — согласился дракон и отправился к старику Унтию.
— Унтий, а Унтий, дай мне свой березовый укрюк!
— Забирай!
— А где же он?
— На том берегу моря.
— Как же мне туда добраться?
— Привяжи к себе большой камень и смело входи в воду.
Привязал дракон к себе камень, вошел в море да и утонул.
Так Далантай и его братья — Тонтий, Бинтий, Хантий, Тантий и Унтий — одолели злого дракона, а потом зажили мирно и счастливо.
Волк и лиса. Монгольская сказка. Перевод Г. Матвеевой.
Днажды волк и лиса нашли на дороге горшок с топленым маслом. Только надумали поделить добычу поровну и съесть, как рыжая плутовка говорит:
— Нечего нам на дороге торчать, пошли лучше в горы, там маслице и съедим.
— Ладно, — согласился волк, хотя ему не терпелось отведать масла. — Кому горшок нести?
— Конечно, тебе, — молвила лиса. — А я буду тявкать, это ведь тоже дело нелегкое.
Забрались волк и лиса на высокую гору, только решили полакомиться, а лиса снова говорит:
— Много ли тут масла! Ты даже не запыхался, пока горшок нес. Пусть уж кто-нибудь один его съест!
— Это кто же? — почувствовал волк подвох.
— А тот из нас, кто старше.
«Ну, плутовка, держись, — обрадовался волк, — я тебя живо проведу!».
— Когда я был маленьким, — начал волк, — волшебная гора Сумбэр была не выше самого низкого холмика, а волшебное озеро Сун не больше простой лужицы!
Тут лиса как зальется слезами! «Плачь не плачь, рыжая, а проиграла!» — возликовал волк и участливо спросил:
— Что с тобой, лиса?
— Своих ненаглядных сыночков вспомнила, самый младшенький о ту пору как раз с тебя росточком был, любил он по горе Сумбэр прогуливаться да в озере Сун купаться, — всхлипнула плутовка.
Устыдился волк и убрался восвояси. А ловкая лиса схватила горшок и вдоволь полакомилась сладким топленым маслицем.