Адельстан*
День багрянил, померкая,
Скат лесистых берегов;
Реин, в зареве сияя,
Пышен тек между холмов.
Он летучей влагой пены
Замок Аллен орошал;
Терема зубчаты стены
Он в потоке отражал.
Девы красные толпою
Из растворчатых ворот
Вышли на́ берег – игрою
Встретить месяца восход.
Вдруг плывет, к ладье прикован,
Белый лебедь по реке;
Спит, как будто очарован,
Юный рыцарь в челноке.
Алым парусом играет
Легкокрылый ветерок,
И ко брегу приплывает
С спящим рыцарем челнок.
Белый лебедь встрепенулся,
Распустил криле свои;
Дивный плаватель проснулся –
И выходит из ладьи.
И по Реину обратно
С очарованной ладьей
Поплыл тихо лебедь статный
И сокрылся из очей.
Рыцарь в замок Аллен входит:
Все в нем прелесть – взор и стан;
В изумленье всех приводит
Красотою Адельстан.
Меж красавицами Лора
В замке Аллене была
Видом ангельским для взора,
Для души душой мила.
Графы, герцоги толпою
К ней стеклись из дальних стран –
Но умом и красотою
Всех был краше Адельстан.
Он у всех залог победы
На турнирах похищал;
Он вечерние беседы
Всех милее оживлял.
И приветны разговоры
И приятный блеск очей
Влили нежность в сердце Лоры –
Милый стал супругом ей.
Исчезает сновиденье –
Вслед за днями мчатся дни:
Их в сердечном упоенье
И не чувствуют они.
Лишь случается порою,
Что, на воды взор склонив,
Рыцарь бродит над рекою,
Одинок и молчалив.
Но при взгляде нежной Лоры
Возвращается покой;
Оживают тусклы взоры
С оживленною душой.
Невидимкой пролетает
Быстро время – наконец,
Улыбаясь, возвещает
Другу Лора: «Ты отец!»
Но безмолвно и уныло
На младенца смотрит он,
«Ах! – он мыслит, – ангел милый,
Для чего ты в свет рожден?»
И когда обряд крещенья
Патер должен был свершить,
Чтоб водою искупленья
Душу юную омыть:
Как преступник перед казнью,
Адельстан затрепетал;
Взор наполнился боязнью;
Хлад по членам пробежал.
Запинаясь, умоляет
День обряда отложить.
«Сил недуг меня лишает
С вами радость разделить!»
Солнце спряталось за гору;
Окропился луг росой;
Он зовет с собою Лору
Встретить месяц над рекой.
«Наш младенец будет с нами:
При дыханье ветерка
Тихоструйными волнами
Усыпит его река».
И пошли рука с рукою…
День на холмах догорал;
Молча, сумрачен душою,
Рыцарь сына лобызал.
Вот уж поздно; солнце село;
Отуманился поток;
Черен берег опустелый;
Холодеет ветерок.
Рыцарь все молчит, печален;
Все идет вдоль по реке;
Лоре страшно; замок Аллен
С час как скрылся вдалеке.
«Поздно, милый; уж седеет
Мгла сырая над рекой;
С вод холодный ветер веет;
И дрожит младенец мой».
«Тише, тише! Пусть седеет
Мгла сырая над рекой;
Грудь моя младенца греет;
Сладко спит младенец мой».
«Поздно, милый; поневоле
Страх в мою теснится грудь;
Месяц бледен; сыро в поле;
Долог нам до замка путь».
Но молчит, как очарован,
Рыцарь, глядя на реку…
Лебедь там плывет, прикован
Легкой цепью к челноку.
Лебедь к берегу – и с сыном
Рыцарь сесть в челнок спешит;
Лора вслед за паладином;
Обомлела и дрожит.
И, осанясь, лебедь статный
Легкой цепию повлек
Вдоль по Реину обратно
Очарованный челнок.
Небо в Реине дрожало,
И луна из дымных туч
На ладью сквозь парус алый
Проливала темный луч.
И плывут они, безмолвны;
За кормой струя бежит;
Тихо плещут в лодку волны;
Парус вздулся и шумит.
И на береге молчанье;
И на месяце туман;
Лора в робком ожиданье;
В смутной думе Адельстан.
Вот уж ночи половина:
Вдруг… младенец стал кричать.
«Адельстан, отдай мне сына!» –
Возопила в страхе мать.
«Тише, тише; он с тобою.
Скоро… ах! кто даст мне сил?
Я ужасною ценою
За блаженство заплатил.
Спи, невинное творенье;
Мучит душу голос твой;
Спи, дитя; еще мгновенье,
И навек тебе покой».
Лодка к брегу – рыцарь с сыном
Выйти на берег спешит;
Лора вслед за паладином,
Пуще млеет и дрожит.
Страшен берег обнаженный;
Нет ни жила, ни древес;
Черен, дик, уединенный,
В стороне стоит утес.
И пещера под скалою –
В ней не зрело око дна;
И чернеет пред луною
Страшным мраком глубина.
Сердце Лоры замирает;
Смотрит робко на утес.
Звучно к бездне восклицает
Паладин: «Я дань принес».
В бездне звуки отравились;
Отзыв грянул вдоль реки;
Вдруг… из бездны появились
Две огромные руки.
К ним приблизил рыцарь сына…
Цепенеющая мать,
Возопив, у паладина
Жертву бросилась отнять
И воскликнула: «Спаситель!..»
Глас достигнул к небесам:
Жив младенец, а губитель
Ниспровергнут в бездну сам.
Страшно, страшно застонало
В грозных сжавшихся когтях…
Вдруг все пусто, тихо стало
В глубине и на скалах.
Анализ стихотворения «Ахилл» Жуковского
Баллада в античном духе «Ахилл» Василия Андреевича Жуковского впервые была напечатана на страницах «Вестника Европы».
Стихотворение завершено в ноябре 1814 года. Тогда наступает для поэта знаменитая Долбинская осень, отмеченная приливом вдохновения. В основе сюжета – сказания так называемого «троянского цикла». В жанровом отношении – баллада, с почти фольклорными элементами плача, причитания. Рифмовка строф перекрестная. Композиция стиха кольцевая, мотивы начала возникают и в финале. Поэт рисует картину ночи после битвы. Все трагедии уже свершились. Ахилл, которому в свое время был предложен выбор – жить долго или умереть молодым, но прославленным, избрал себе вторую судьбу. Знал он также о том, что его собственная смерть последует за гибелью Гектора. Однако Рок не обманешь: приосененный тенью смерти с самого начала, он слышит зловещее пророчество о близкой смерти и от собственных любимых коней. Стих – песнь, исповедальный монолог Ахилла.
«За Гекторовым телом идет» его отец, Приам. «Сумрачный Ахилл» отдает ему труп сына для достойного погребения. «Скрыпят ворота Аида»: подземного царства, аналога ада. «Не жди, Менетий, сына»: упоминается еще один убитый горем отец, на сей раз – Патрокла. За смерть которого и мстил Ахилл. Впрочем, вспоминает Ахилл и о собственном сыне, Неоптолеме. Стихотворение, безусловно, создавалось в русле еще и сентиментализма, романтизма. Собственно, поэтому песня Ахилла переполнена стенаниями. Лексика возвышенная, устаревшая (например, слово «скрыпят», зафиксированное в такой форме в словаре В. Даля). Интонация меланхолическая, в стихе россыпь метафор (глас небес, факел дней угас, тень Патрокла, к славе путь, буря брани, глас души). Град восклицаний, междометия (Ах! О Приам). Умолчания, перечисления, повторы, вопросы. Детали ночного пейзажа, воображаемые картины, встающие перед мысленным взором героя. Множество названий мест (топонимов), имен мифологических и литературных (Илион, Троя, Харон). Сравнение (как зефирово дыханье). Анафора (как и прежде, здесь). Эпитеты (легкой тенью, нестерпимый блеск, грозные лучи, бесславный век, нежном взоре, бледным ликом). Усеченные фольклорные формы глагола (наклонилися, билися). Инверсия (плывут корабли). Апострофа (край отчизны).
Произведение «Ахилл» В. Жуковского – взгляд русского романтика на события Троянской войны.
Анализ содержания
М.И. Цветаева, известная своей любовью к немецкой поэзии и прекрасно в ней разбирающаяся, анализируя это произведение и сравнивая его с исходником, склоняется к тому, что у Гете за душой ребенка действительно пришли темные силы и забрали ее, так как в начале баллады не было речи о болезненном состоянии малыша. У Жуковского же малютка изначально предстает озябшим, а старик пытается его согреть, но чем дальше, тем видения малыша становятся мрачнее.
Баллада обрывается резко и неожиданно – так, как и положено этому жанру, оставляя читателя один на один с непостижимой и горькой концовкой: «Ездок подгоняет, ездок доскакал… В руках его мертвый младенец лежал».
